Стихотворения 1897-1903 гг, не вошедшие в основное собрание

Об отчаяньи муки напрасной:
Я стою у последних ворот
И не знаю - в очах у Прекрасной
Сокровенный огонь, или лед.

О последнем, о светлом, о зыбком:
Не открою, и дрогну, и жду:
Верю тихим осенним улыбкам,
Золотистому солнцу на льду.

17 октября 1902


* * *

Они живут под серой тучей.
Я им чужда и не нужна.
Они не вспомнят тех созвучий,
Которым я научена.

Я всё молчу и всё тоскую.
Слова их бледны и темны.
Я вспоминаю голубую
Лазурь родимой стороны.

Как странно им на все вопросы
Встречать молчанье и вопрос!
Но им приятно гладить косы
Моих распущенных волос.

Их удивленье не обидно,
Но в предвечерние часы
Мне иногда бывает стыдно
Моей распущенной косы.

Октябрь 1902


* * *

Мысли мои утопают в бессилии.
Душно, светло, безотрадно и весело.
Ты, прозвеневшая в странном обилии,
Душу мою торжеством занавесила.

Нет Тебе имени, Неизреченная,
Ты - моя тайна, до времени скрытая,
Солнце мое, в торжество облеченное,
Чаша блаженная и ядовитая!

Октябрь 1902


7-8 НОЯБРЯ 1902 ГОДА

Осанна! Ты входишь в терем!
Ты - Голос, Ты - Слава Царицы!
Поем, вопием и верим,
Но нас гнетут багряницы!
Мы слепы от слез кровавых,
Оглушенные криками тлений.
. . . . . . . . . . . . . .
Но Ты в небывалых славах
Принесла нам вздохи курений!

7-8 ноября 1902


* * *

Загляжусь ли я в ночь на метелицу,
Загорюсь и погаснуть не в мочь.
Чт_о_ в очах Твоих, красная девица,
Нашептала мне синяя ночь.

Нашепталась мне сказка косматая,
Нагадал заколдованный луг
Про тебя сновиденья крылатые,
Про тебя, неугаданный друг.

Я завьюсь снеговой паутиною,
Поцелуи, что долгие сны.
Чую сердце твое лебединое,
Слышу жаркое сердце весны.

Нагадала Большая Медведица,
Да колдунья, морозная ночь,
Чт_о_ в очах твоих, красная девица,
На челе твоем синяя ночь.

12 ноября 1902


* * *

Ушел я в белую страну,
Минуя берег возмущенный.
Теперь их голос отдаленный
Не потревожит тишину.

Они настойчиво твердят,
Что мне, как им, любезно братство,
И христианское богатство
Самоуверенно сулят.

Им нет числа. В своих гробах
Они замкнулись неприступно.
Я знаю: больше чем преступно
Будить сомненье в их сердцах.

Я кинул их на берегу.
Они ужасней опьяненных.
И в глубинах невозмущенных
Мой белый светоч берегу.

16 ноября 1902


* * *

Мы проснулись в полном забвении -
в полном забвении.

Страницы: (75) :  <<  ... 616263646566676869707172737475

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Они прекрасны, как солнце, но -- как солнце из
льда, белы, как мрамор, но и холодны, как мрамор, близ холодного их сердца
замерзают бедные...
-- О! Я знаю кое-кого, кто не замерз и вернулся из-за моря свежим и
здоровым, и это был великий, немецкий, дерзкий...
-- По крайней мере, он простудился так сильно близ
235


ледяных британских сердец, что до сих пор у него, насморк.
Миледи, казалось, была задета этими словами; она схватила хлыст,
лежавший между страницами романа в виде закладки, провела им между ушей
своей белой, тихо заворчавшей охотничьей собаки, быстро подняла шляпу с
пола, кокетливо надела ее на кудрявую головку, раза два самодовольно
взглянула в зеркало и гордо произнесла : "Я еще красива!" Но вдруг, как бы
охваченная трепетом темного, болезненного ощущения, остановилась в
задумчивости, медленно стянула с руки белую перчатку, подала мне руку и,
стремительно угадав мои мысли, сказала: "Не правда ли, эта рука не так уже
красива, как в Рамсгейте? Матильда за это время много выстрадала!"
Любезный читатель! Редко можно разглядеть трещину в колоколе, и
узнается она лишь по звуку. Если бы ты слышал звук голоса, которым
произнесены были эти слова, ты бы сразу понял, что сердце миледи -- колокол
из лучшего металла, но скрытая трещина удивительным образом глушит самые
светлые его тона и как бы окутывает их тайной грустью. Но я все-таки люблю
такие колокола: они находят родственный отзвук в моей собственной груди; и я
поцеловал руку миледи, пожалуй, сердечнее, чем когда-либо, хотя она и не так
уж была свежа, и несколько жилок, слишком резко выделявшихся своим голубым
цветом, также, казалось, говорили мне: "Матильда за это время много
выстрадала!"
Взгляд, который она бросила на меня, подобен был грустной одинокой
звезде в осеннем небе, и она сказала нежно и сердечно: "Вы, кажется, уже
мало меня любите, доктор! Только сострадание выразилось в слезе, упавшей мне
на руку, словно милостыня"...