Роза и крест (К постановке в Художественном театре)

Блок Александр Александрович
"Роза и крест" (К постановке в Художественном театре).


Год: 1915
Обновлено: 16/04/2005. 7k. Статистика.
Очерк: Драматургия



Александр Блок

"Роза и крест"
(К постановке в Художественном театре)

----------------------------------------------------------------------------
Александр Блок. Собрание сочинений в шести томах.
Том четвертый. Драматические произведения.
М., "Правда", 1971
OCR Бычков М.Н. mailto:[email protected]
----------------------------------------------------------------------------

Первое, что я хочу подчеркнуть, это то, что "Роза и Крест" - не
историческая драма. Дело не в том, что действие происходит в южной и
северной провинции Франции в начале XIII столетия, а в том, что помещичья
жизнь и помещичьи нравы любого века и любого народа ничем не отличаются один
от другого. Первые планы, чертежи драмы, в тот период творчества, когда
художник собирается в один нервный клубок, не позволяет себе разбрасываться,
- все это было, так сказать, внеисторично. История и эпоха пришли на помощь
только во второй период, когда художник позволяет себе осматриваться,
вспоминать, замечать, когда он "распускает" себя.
Вот вкратце содержание и основная мысль драмы "Роза и Крест".
Есть песни, в которых звучит смутный зов к желанному и неизвестному.
Можно совсем забыть слова этих песен, могут запомниться лишь несвязные
отрывки слов; но самый напев все будет звучать в памяти, призывая и томя
призывом.
Одну из таких туманных северных песен спел в южном французском замке
заезжий жонглер. Песня говорила о том, что в мире повсюду беда и утраты и
что рыцарь должен отметить грудь свою знаком креста, ибо "сердцу закон
непреложный - Радость-Страданье одно"; эта песня с суровым припевом о море и
о снеге запала в душу юной графини Изоры, жены владельца богатого замка, и в
душу бедного рыцаря Бертрана, который верно служил графу, не получая наград
за трудную службу, и тайно любил графиню Изору, без надежды на взаимность.
Семнадцатилетняя Изора, дочь простой испанки, начитавшаяся романов,
поняла песню о Радости-Страдании по-своему: "Радость - любить, страданье -
не знать любви". Она затосковала и заболела, стараясь припомнить и понять
зовущую песню. Причина ее болезни неизвестна ни старому глупому мужу, ни
льстивому и развратному капеллану, ни доктору, ни придворной даме, ни
молодому и красивому пошляку - пажу Алискану, с которым Изора еще недавно
занималась от скуки легкими любовными играми.
Простой и здравый разум седеющего неудачника Бертрана не умеет постичь
туманного смысла песни. Бертран слишком свыкся со страданием, чтобы
поверить, что оно может стать Радостью; но сердце его слышит далекий зов, и
оно твердит ему, что госпожа, которую он любит, томится этой самой песней.

Страницы: (2) : 12

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

...

Эльзас и Лотарингию я не могу, конечно, присвоить Германии с такой же
легкостью, как вы, ибо люди этих стран крепко держатся за Францию, благодаря
тем правам, которые дала им Французская революция, благодаря законам
равенства и тем свободам, которые так приятны буржуазной душе, но для
желудка масс оставляют желать многого. А между тем Эльзас и Лотарингия снова
примкнут к Германии, когда мы закончим то, что начали французы, когда мы
опередим их в действии, как опередили уже в области мысли, когда мы взлетим
до крайних выводов и разрушим рабство в его последнем убежище -- на небе,
когда бога, живущего на земле в человеке, мы спасем от его униженья, когда
мы станем освободителями бога, когда бедному, обездоленному народу,
осмеянному гению и опозоренной красоте мы вернем их прежнее величие, как
говорили и пели наши великие мастера и как хотим этого мы -- их ученики. Да,
не только Эльзас и Лотарингия, но вся Франция станет нашей, вся Европа, весь
мир -- весь мир будет немецким! О таком назначении и всемирном господстве
Германии я часто мечтаю, бродя под дубами. Таков мой патриотизм.

В ближайшей книге я вернусь к этой теме с крайней решимостью, с полной
беспощадностью, но, конечно, и с полной лояльностью. Я с уважением встречу
самые резкие нападки, если они будут продиктованы искренним убеждением. Я
терпеливо прощу и злейшую враждебность. Я отвечу даже глупости, если она
будет честной. Но все мое молчаливое презрение я брошу беспринципному
ничтожеству, которое из жалкой зависти или нечистоплотных личных интересов
захочет опорочить в общественном мнении мое доброе имя, прикрывшись маской
патриотизма, а то, чего доброго, -- и религии или морали. Иные ловкачи так
умело пользовались для этого анархическим состоянием нашей
литературно-политической прессы, что я только диву давался. Поистине,
Шуф-те..