Последние дни императорской власти

Д. для меня теперь министр. А я-
представитель определенной партии, привыкшей к политической
ответственности. Я собственно не говорил, что то, что сообщит А. Д.,
завтра попадет в печать, но если бы даже печать захотела сообщить об
этом, ведь имеются циркуляры о том, чтобы ничего не писать о министре
вн. дел.
Протопопов. - Это меня не касается. Я об этом не знаю. Я, напротив,
просил, чтобы не мешали говорить обо мне, что угодно. Общество 1914
года пользуется возмутительным правом шельмовать, кого хочет, и взвело
на меня гнусное обвинение, несправедливость которого должна быть
особенно ясна тем, кто со мной ездит. Однако "Речь" ни слова не
обмолвилась в мою защиту. Но я простил ее нападение на меня. Я
выхлопотал освобождение "Речи" от предварительной цензуры. Говорил ли
вам Иос.Вл., что благодаря мне "Речь" освобождена?
Милюков.-Нет, этого он не говорил. (Протопопов "как не говорил?")
Но я полагал, что нет надобности в особом ходатайстве министра, чтобы
снять несправедливо наложенную кару. Извиняюсь за это отступление, но
я должен пояснить товарищам, что "Речь" была наказана за нарушение
циркуляра, который она не успела получить по вине ведомства, не
имевшего в своем распоряжении автомобиля. (Протопопов: "Нет, мне
докладывали, что за статью, в которой "Речь" неуважительно отозвалась
о похоронах убитого офицера"). Как бы то ни было, это частность. Я
возвращаюсь к своей главной нити. Я не говорил о сообщениях в печати,
которая, при всей недостаточности цензурного аппарата, (Протопопов:-
"Не извращайте моих слов. Цензура, действительно, невежественна и
нелепа. Она пропускает то, что не надо, а невинные вещи запрещает. Я
теперь добился, чтобы пропустили воззвание Рабочей Группы, очень
полезное, которое она все-таки запретила")... достаточно гарантирует
положение, когда речь идет о таких вещах, как слова Государя или
государственные тайны. Я говорил о том, что раз наше совещание имеет
политическое значение, то я не могу молчать о нем перед политическими
друзьями (Протопопов: - "Дайте слово, что в печати ничего не будет").
Во Франции 4о-5о, и я никак не могу дать обещание за всех их. Я могу,
однако, сказать, что по обычному правилу, мы не сообщаем того, что
составляет государственную тайну. И А. Д. достаточно сказать, что
именно в его сообщениях имеет такой характер, чтобы оградить себя от
распространения. Я перехожу к другому. Почему наша встреча имеет
политическое значение и почему назначение А. Д. не похоже на
назначение Хвостова. Хвостов, во-первых, принадлежит к политической
партии, которая вообще не считается с общественным мнением; а А. Д.
вступил во власть не как известная личность, а как член определенных
политических сочетаний.

Страницы: (88) :  <<  ... 72737475767778798081828384858687 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Вызвал нас комендант и говорит: – Вы, наверное, ожидаете смертной казни? И вы ее действительно заслуживаете. Лично я собственными руками шлепнул бы вас у первого забора. Но это слишком дорогое удовольствие. Не могу я себе этого позволить! Кого я посажу на ваше место? Где я возьму других таких отчаянных прохвостов? Воспитывать их заново – мы не располагаем такими средствами. Это потребует слишком много времени и денег… Поэтому слушайте! Смирно, мать вашу за ногу! Ты, Куроедов, был советским философом. Затем стал антисоветским философом. Теперь опять будешь советским философом. Понял? – Слушаюсь! – отвечает Куроедов. – Ты, Левин, был советским писателем. Затем стал антисоветским писателем. Теперь опять будешь советским писателем. Ясно? – Слушаюсь! – отвечает Левин. – Ты, Далматов, был советским журналистом. Затем стал антисоветским журналистом. Теперь опять будешь советским журналистом. Не возражаешь? – Слушаюсь! – отвечает Далматов. – А сейчас, – говорит, – вон отсюда! И помните, что завтра на работу! Радио «Третья волна» – это четырнадцать кабинетов, два общих зала, пять студий, библиотека и лаборатория. Плюс коридор, отдел доставки, техническая мастерская и хранилище радиоаппаратуры. Кабинеты предназначены для штатных сотрудников. Общие залы, разделенные перегородками, для внештатных. Здесь же работают секретари и машинистки. В особых нишах – телетайп, селектор и копировальное устройство. Есть специальная комната для вахтера. В Союзе о нашей радиостанции пишут брошюры и книги. Десяток таких изданий есть в редакционной библиотеке: «Паутина лжи», «Технология ненависти», «Мастера дезинформации», «Под сенью ФБР», "Там, за железной дверью ". И так далее. Кстати, дверь у нас стеклянная. Выходит на лестничную площадку. У двери сидит мисс филлипс и вяжет. В брошюрах нашу радиостанцию именуют зловещим, тайным учреждением. Чем то вроде неприступной крепости. Расположены мы якобы в подземном бункере. Охраняемся чуть ли не баллистическими ракетами. В действительности нас охраняет мисс Филлипс. Если появляется незнакомый человек, мисс Филлипс спрашивает: – Чем я могу вам помочь? Как будто дело происходит в ресторане. Если же незнакомый человек уверенно проходит мимо, охранница восклицает: – Добро пожаловать!...