Последние дни императорской власти

Хотели, будто бы, получить не действительных
представителей земли русской, а уловить настроение разношерстной толпы
в лице ее вожаков, эти настроения наиболее ярко выражающих. Дворян-
помещиков сметали, вообще, с земледельцами и духовенством, купцов с
чиновниками и интелигентами, крестьян домохозяев с крестьянами
пролетариями и даже казаков, с целью совершенно обезличить эту бытовую
группу, свалили в одну кучу с иногородними и инородцами; а чтобы эта
смесь и вовсе потеряла свое лицо, все эти группы еще раз сметали в
губернских собраниях и только здесь разрешили им на предвыборных
собраниях, наконец, вновь разделиться, но уже не так, как разделил их
тысячелетний быт и история, а так, как хотелось этого незрелой мысли
политических авантюристов. Сначала надеялись, что поддерживать
правительство будут крестьяне, затем стали искать опоры у
землевладельцев и во всех горько разочаровались, ибо вместо крестьян
получили трудовиков, а вместо помещиков левых октябристов-лидеров
партий, только вчера образовавшихся на предвыборном сборище, людей в
этот день первый раз встретившихся друг с другом.
На сельских сходах в небольших городах и в уездных собраниях
землевладельцев, эти лидеры проходили более или менее случайно и здесь
не имели еще решающего успеха, а в число выборщиков попадали в
большинстве люди не партийные, и, быть может, действительно
заслуживающие всей своей прежней деятельностью доверие своих
избирателей, но в губернии они решительно теряли все свои шансы, и у
ораторов, лидеров партий, являлись перед ними неоценимые
преимущества,-ни тех, ни других чужие города и уезды не знали, и
видели, быть может, в глаза в первый раз в жизни, но первые скромно
молчали, а вторые говорили зажигательные речи и угадывали настроение;
созданные не бытом и даже не существующими еще политическими партиями,
а этими настроениями эти новые решители судеб России и в дальнейшей
своей деятельности в Государственной Думе подчинялись не местным
интересам и не политическим лозунгам, а именно, настроениям; в первой
Думе они олицетворяли настроение революционной толпы, ошеломленной
неудачами Японской войны, во второй-настроение крестьянских масс,
требовавших чужой земли и воли грабить чужое имущество, в третьей-
настроение испуганных погромами помещиков, а в четвертой-настроение
этих же помещиков уже успокоившихся и уже снова недовольных
правительством. Если бы пятая Дума была созвана в 1917 году по
действующему положению, можно с уверенностью утверждать, что в нее
попали бы те, которые особенно горячо и нервно стали бы
кликушествовать и раздувать всякие легенды и небылицы о Распутине.
Ясно, что выборы должны быть одностепенные, непосредственные от
городских и уездных бытовых и сословных групп.

Страницы: (88) :  <<  ... 65666768697071727374757677787980 ...  >> 

Полный текст книги

Перейти к титульному листу

Версия для печати

Тем временем:

... Он, как мне кажется,
вовсе не был недоброжелательным, скорее, я бы сказал, наоборот, но просто
он не выносил дураков.
Те, кто его знал, угадают у меня в III акте намек на изобретенную им
систему стенографии, с помощью которой он писал открытки и которую можно
изучить по руководству ценой в четыре шиллинга шесть пенсов, выпущенному
Кларендон Пресс. Именно такие открытки, о которых упоминает миссис Хигинс,
я и получал от Суита. Расшифровав звук, который кокни передал бы как
"зерр", а француз как "се", я затем писал Суиту, требуя с некоторой
запальчивостью разъяснить, что именно, черт его подери, он хотел сказать.
С безграничным презрением к моей тупости Суит отвечал, что он не только
хотел, но и сказал слово "результат" и что ни в одном из существующих на
земле языков нет другого слова, содержащего этот звук и имеющего смысл в
данном контексте. Думать, что менее квалифицированным смертным требуются
более подробные разъяснения - это уже было свыше суитовского терпения.
Задуман его Универсальный алфавит был для того, чтобы безупречно
изображать любой звук в языке, как гласный, так и согласный, держа при
этом руку под любым наиболее удобным углом и делая самые легкие и беглые
движения, какие нужны для написания не только "м" и "н", но также "у",
"л", "п" и "к". Однако неудачная идея использовать этот оригинальный и
вполне удобочитаемый алфавит еще и как стенографию превратила его в
суитовских руках в самую неразборчивую из криптограмм. Первоначальной
задачей Суита было снабдить исчерпывающим, аккуратным, удобочитаемым
шрифтом наш благородный, но плохо экипированный язык. Но Суита увело в
сторону презрение к популярной Питменовской системе стенографии, которую
он окрестил ямографией. Торжество Питмена было торжеством умелой
организации дела: еженедельная газета убеждала вас изучать систему
Питмена; вам предоставлялись дешевые пособия и сборники упражнений и
расшифровки стенограмм речей, а также школы, где опытные педагоги
натаскивали вас до необходимого уровня...