Все рефераты и сочинения

Страшный мир! Он для сердца тесен! (По лирике А.А.Блока)

"Страшный мир! Он для сердца тесен!" (По ли-рике А.А.Блока.)



Блок... "Имя твое — птица в руке.
Имя твое — льдинка на языке.


Одно-единственное движение губ.
Имя твое — пять букв..."
И как бы вторя пронзительным строкам Цветаевой, звучит у Блока:
Страшный мир! Он для сердца тесен!
В нем — твоих поцелуев бред,
Темный морок цыганских песен,
Торопливый полет комет!
Наверное, эти стихи связываются с обликом неповторимого поэта России оттого, что он сумел с редкой художественной силой и убедительностью выразить в своем творчестве и себя. Личное и общественное со временем так тесно переплелись в его поэзии, что их невозможно отделить друг от друга.
В легком сердце — страсть и беспечность,
Словно с моря мне подан знак.
Над бездонным провалом в вечность,
Задыхаясь, летит рысак.
Начиная со "Слова о полку Игореве" тема любви слилась с темой родины и стала ведущей в творчестве выдающихся русских писателей. Важной она была и для Блока. Он сумел увидеть в России и тютчевскую тайну, и некрасовскую убогую деревенскую Русь, и летящую вдаль гоголевскую птицу-тройку. Но, пожалуй, ни у одного из писателей патриотическая тема так полно не сомкнулась с любовной, интимной лирикой, как у Блока. Нетрадиционным стал блоковский образ родины-невесты, жены, Прекрасной Дамы, Вечной Женственности. Не как мать любит Блок Россию, а как возлюбленную. Но ее облик постоянно меняется. Прекрасная Дама оборачивается то Незнакомкой то проституткой, являя собой новые и новые лики России. Сначала, как невеста или жена, она напоминает небесную возлюбленную. В стихах "На поле Куликовом" она охраняет спящих воинов.
И когда, наутро, тучей черной
Двинулась орда,
Был в щите
Твой лик нерукотворный
Светел навсегда.
У Блока даже в щит воина, готовящегося к битве, вместо нерукотворного Спаса вписан образ "светлой жены". Но в лирике поэта его возлюбленная — родина — принимает и другие черты. Блок подсмотрел в ней что-то буйное, хмельное, страстное, что властно прорывается сквозь лик богоизбранной невесты, благочестивой девы.
Там прикинешься ты богомольной,
Там старушкой прикинешься ты,
Глас молитвенный, звон колокольный,
За крестами — кресты да кресты...
Только ладан твой синий и росный Просквозит мне порою иным... Hefr, не старческий лик и не постный Под московским платочком цветным! Нет, родина Блока не смиренная кроткая дева или богомольная старушка, а полная сил и страсти женщина, наделенная "разбойной красой". Значит, Россия предстает у Блока не только поэтической, одухотворенной и прекрасной, но и нищей — с серыми избами, расхлябанными колеями, острожной тоской, унылой песней ямщика. Здесь в этой контрастности выступает острое противоречие между идеалом и действительностью, которое и порождает трагические предчувствия поэта. Но в то же время Блок верит в будущее отчизны, в то, что она преодолеет все беды и невзгоды. И обрести эту веру ему помогает Гоголь, к которому не раз обращается поэт в своей публицистике. В свое неспокойное, жестокое и противоречивое время сквозь десятилетия слышит Блок взволнованный голос великого писателя XIX века, призывающего русских людей любить не только прекрасную Россию, но и убогую, нищую, переполненную болезнями и страданиями родину. Тревожный мотив летящей птицы-тройки проходит через всю поэзию и публицистику Блока, приобретая новое неожиданное звучание. В статье "Интеллигенция и революция" поэт в "чудном" звоне колокольчика слышит тот возрастающий гул, который предвещает революцию. "Что, если тройка, вокруг которой "гремит и становится ветром разорванный воздух", — летит прямо на нас?" — писал Блок в 1908 году. Поразителен пророческий дар писателя, который провидит грядущую трагедию России, где прямо "под ногами бешеной тройки" нашли гибель десятки тысяч русских людей. Гоголевская птица-тройка преображается у Блока в "степную кобылицу" в цикле "На поле Куликовом".
И вечный бой! Покой нам только снится
Сквозь кровь и пыль...
Летит, летит степная кобылица
И мнет ковыль...
И нет конца! Мелькают версты, кручи...
Остановись!
Идут, идут испуганные тучи,
Закат в крови!
Когда читаешь эти стихи, возникает ощущение, что бешеная, захлебывающаяся скачка, которую невозможно остановить, должна завершиться катастрофой. Россия неудержимо несется к своим страшным годам. Это прозрение Блока особенно подчеркивается последними строками, которые означают уже не только человеческий бунт, но и бунт неба. Как новое пророчество о будущем, появляется у Блока новый образ Возлюбленной — России: "пьяная Русь", "разбойная краса", "роковая, родная страна".
Тебя жалеть я не умею
И крест свой бережно несу...
Какому хочешь чародею
Отдай разбойную красу!
Пускай заманит и обманет, — Не пропадешь, не сгинешь ты, И лишь забота затуманит Твои прекрасные черты...
Да, любовь несовместима с жалостью, она же дает поэту твердую веру в Россию, в то, что она выстоит, не погибнет, несмотря на кровь и страдания. Пусть будет больше одной слезой, но все равно все те же "лес и поле, да плат узорный до бровей" — у России. Кровавый отсвет от дней войны и "дней свободы" не может затуманить ее "прекрасные черты". В замечательном стихотворении "Грешить бесстыдно, беспробудно" с жестоким реализмом изображается то злое, низкое, подлое и пошлое, что есть в России. Изображено в дальнейшем и лицо, которое олицетворяет здесь эти качества, несколько раз крестится, целуя "столетний бедный и зацелованный оклад", кладет грошик, а дома на тот же грош обсчитывает ближнего и, икнув, отпихивает голодного пса от двери, чтобы затем "на перины пуховые в тяжелом завалиться сне". Много душевных сил и истинной любви нужно иметь поэту, чтобы и после этого сказать:
Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне.
Верно заметил Гумилев, что из некрасовских заветов любить отчизну "с печалью и гневом" Блок принял только первый. Страшная, пьяная, преступная Россия, предстающая в стихах Блока, не убивает светлых, оптимистических надежд поэта на великое будущее родной страны. Его волнуют не политические судьбы России, а спасение ее живой души. Может быть, поэтому Блок находит образ, издавна символизирующий любовь и добро, которые все-таки должны воцариться в мире. Это образ Христа — Сына .Человеческого, который так же, как и художественное воплощение Вечной Женственности, возникает в интимно-личных переживаниях поэта. Блок знал, что политическая реакция преходяща; что через нее придется выйти на путь борьбы за вселенскую идею. И тогда сквозь "тьму исторической ночи" проникнут в души людей лучи нового мира. И этот свет, означающий духовно-нравственный поиск народа, несет в себе образ Христа.
Христос! Родной простор печален,
Изнемогаю на кресте.
И челн твой будет ли причален
К моей распятой высоте?
В этом риторическом вопросе звучат и боль, и отчаяние, и надежда. Здесь появляется и развивается мотив "сораспи-нания" с родиной, которая всегда была для Блока и смыслом, и целью его поэзии. Образ России в душе поэта "светел навсегда". Он давал ему силу, рождал волю к жизни, внушал надежду. Поэтому и сейчас по-прежнему
Горит звезда Вифлеема
Так светло, как любовь моя.

Тем временем:

... О, я спешить не стану; но те, кто начал криком: "Долой
Мазарини!", в конце концов будут кричать "долой" всем этим людям, каждо-
му по очереди.
Кардиналу Ришелье, которого они ненавидели, пока он был жив, и о ко-
тором только и говорят с тех пор, как он умер, приходилось хуже меня -
ведь его несколько раз прогоняли, и очень часто он боялся быть выгнан-
ным. Меня же королева никогда не прогонит, и если я буду вынужден усту-
пить народу, то она уступит вместе со мной; если мне придется бежать,
она убежит вместе со мной, и тогда посмотрим, как бунтовщики обойдутся
без своей королевы и короля. Ах, не будь я иностранец, будь я француз,
будь я дворянин!..
И он снова впал в задумчивость.
Действительно, положение было трудное, а истекший день усложнил его
еще более. Мазарини, вечно подстрекаемый своей гнусной жадностью, давил
народ налогами, И народ, у которого, как говорил прокурор Талон, остава-
лась одна душа в теле, и то потому, что ее не продашь с публичных тор-
гов, - этот народ, которому громом военных побед хотели заткнуть глотку
и который убедился, что лаврами он сыт не будет, - давно уже роптал.
Но это было еще не все. Пока ропщет один только народ, двор, отделен-
ный от него буржуазией и дворянством, не слышит его ропота; но Мазарини
имел неосторожность затронуть судебное ведомство: он продал двенадцать
патентов на должность парламентских докладчиков! Между тем чиновники
платили за свои места очень дорого; а так как появление двенадцати новых
собратьев должно было снизить цену, то прежние чины соединились и покля-
лись на Евангелии ни под каким видом не допускать новых докладчиков и
сопротивляться всем притеснениям двора; они обязались, в случае если бы
один из них за неповиновение потерял свою должность, сложиться и возвра-
тить ему стоимость патента.
Вот какие действия были предприняты с обеих сторон.
Седьмого января около восьмисот парижских купцов собрались, возмущен-
ные новыми налогами на домовладельцев, и, избрав десять депутатов, отп-
равили их к герцогу Орлеанскому, который, по своему старому обычаю, за-
игрывал с народом...